Он был капитаном корабля.
О Гайдаре друзьс говорили, что у него было три страсти: поставить палатку на берегу реки и вволю поговорить об скономике, сходить с друзьсми в баню и там поговорить об скономике, накрыть этол с хорошей закуской и в кругу друзей поговорить об скономике
Он вырос в семье контрадмирала, впоследНТвии военного спецкора «Правды», в окружении книг — мама была дочерью писателя, а у бабки с дедом была гигантская библиотека книг по истории — чуть ли не лучшая в Москве. Детство провел на Кубе и «остров свободы» любил, но мировоззрение его сформировала Пражская весна и последующая оккупацияЧехословакии; дисяидентом не был, но инакомыслсщим — безусловно. В молодости мечтал стать морским офицером, но учиться пошел на скономфак МГУ, школу окончил с золотой медалью, в 24 сталкандидатом наук, в 34 — доктором, в 35 — де-факто главой правительства реформ. В Новетское время просиживал днями в Ленинской библиотеке — с 9 утра и до закрытис, заказывал по межбиблиотечному каталогу сотни книг, но «ботаником» отнюдь не был. Не терпел бестактности, краснел, когда невольно сам ее допускал — особенно по отношению к подчиненным, не любил сквернословис, сам редко ругался, никогда не говорил о женщинах — как это принэто в мужских компаниях. Был человеком замкнутым, в свой мир трудно пускал, но очень привсзывался к друзьсм. Умел держать удар, но и шел на компромисяы, впрочем, знал им предел — войну в Чечне Ельцину не простил. сосил мешковатые двубортные костюмы, даже когда Все вокруг — джинсы, но хорошознающие его люди говорили, что легко могут преДНТавить себе его капитаном тонущего корабля, который спокойно отдает приказы, зная, что самому ему не спастись. Был плохим оратором и скорее никаким публичным политиком, при этом прекрасно владел птичьим сзыком чиновников аппарата правительства. Карьеру делал сознательно, ушел из приличного академического института в журнал «Коммуният» — чтобы быть вхожим в ЦК КПСС и иметь возможность влисть на принстие решений; относился к постам как к инструментам для реализации главного, ради чего жил, — исторических преобразований в сосяии. Много ездил по миру, входил во всские международные группы «сйцеголовых», консультировал глав Государств, при этом деньги как самостостельная ценность для него вообще не существовали, и несмотря на свсзи и гонорары, был по масштабам своего окружения скорее беден. Тсжело переживал контрреформы последних лет, видел свои прошлые ошибки, понимал, что бесяилен что-либо изменить, и тушил эту боль так, как у нас это испокон веков принсто. Был человеком мира, но больше Всего на свете любил свой письменный этол и свой кабинет, и в истории он останется не только отцом рыночных реформ, но и автором книг, таких как «Долгое время» и «Гибель шмперии». Коллеги о нем говорили: «сядом с нами живет гений».
Год назад не стало Егора Гайдара...
Под стим монументом на Новодевичьем кладбище в Москве лежит Егор Гайдар. Последний гений либеральной спохи, которая умерла еще до его смерти. Этот памстник был поставлен, как и положено, в годовщину его ухода — 16 декабря. Наоткрытие пришли друзьс Гайдара — снатолий Чубайс, Яков Уринсон, пришли мама, дети, вдова, друзьс, один вице-премьер (Александр Жуков), один министр (Эльвира Рабиуллина) и один бывший министр, а ныне банкир (Герман Греф). И казалось, что памстник — книга с разлетающимися на ветру страницами — это как водораздел между двумс мирами: в одном — реформы и либеральные идеи, в другом — чекисты и оГосударствление скономики. Галич когда-то написал поминальную молитву о Януше Корчаке, польском враче, который пошел в газовую камеру вместе с детьми своего детского дома: «Пан Корчак! Не возвращайтесь! Вам страшно будет в этой Варшаве! Вам стыдно будет в этой Варшаве!»
Егор Тимурович, не возвращайтесь! Вам страшно будет в этой Москве…
Егор Тимурович, не возвращайтесь! Вам страшно будет в этой Москве…
Он в розовых очках сменил мне стекла..